– Уткнись, хоббит, – парировал я. (Похоже, людей я все‑таки обзываю.)
– Незачем нам его слушать, он тут только потому, что редактирует идиотскую газету, – сказала Реми остальным.
– Чувак, чего тебя так парит? – спросил меня Джастин. – Ты ж все равно не пойдешь.
– Потому что это дебилизм, – ответил я.
– Ладно, Карсон, выбирай тогда сам! – заявила Клэр.
Кретины дружно повернулись ко мне с грозным видом. Скотт даже вызывающе прищелкнул пальцами.
– Ладно, – сказал я и задумался, но не слишком сильно, потому что любая моя идея все равно будет лучше, чем чушь, которую они предлагают. – Вы же все любите смотреть телевизор, да? Пусть будут «знаменитые телевизионные пары». Люди могут нарядиться Флинстоунами, Малдером и Скалли, Люси и Рики Рикардо…
Они робко переглянулись. Знали, что моя идея лучше, и бесились с этого.
– Хайди и Спенсер из «Голливудских холмов»! – радостно выкрикнул Скотт.
– Что?! – изумился я. – Нет, я совсем не это имел…
– Джон и Кейт из «Джон и Кейт и восемь детей»! – сказала Реми.
– Снуки и Ситуэйшн! – Джастин стянул футболку, чтобы посветить кубиками.
– Вы издеваетесь? – спросил я. – Они же из реалити‑шоу, это бред какой‑то!
Но пути назад не было. Завтра утром они объявят тему дня белых танцев 2012 года: знаменитые пары из реалити‑шоу. И виноват я.
Испортить мою идею – это три! Все, я официально их ненавижу.
Я понял, что терпеть не могу собрания совета, потому что начинаю сомневаться в себе. Если я даже до них ничего не могу донести, как тогда с целым миром получится? Но тут же я убеждаю себя, что все это – живой пример того, как старшая школа существует в своем собственном измерении и на реальный мир совсем не похожа.
До самого конца собрания я сидел и подрисовывал шипы к своему пыточному приспособлению. От этого как‑то легче становилось.
После школы я поехал к бабушке и провел с ней времени больше, чем обычно. Чаще всего я просто часок-другой сижу с ней и делаю домашку, пока она бормочет какую-то ерунду себе под нос.
– Вот поэтому я не стану голосовать за Никсона, – пару раз торжественно заявляла бабушка. – Он такой скользкий тип, что с него ботинки соскакивают! Попомните мои слова!
Как бы там ни было, сегодня она действительно задела меня за живое.
Началось все как обычно. После школы я сразу отправился в дом престарелых, выбравшись, к счастью, с парковки для учеников живым. Помахал секретарше Кэти и прошел по коридору в комнату бабушки. (Кэти мне в ответ никогда не машет. Я даже не видел, чтобы она хотя бы моргала. Просто весь день смотрит в упор на входную дверь. По-моему, очень скоро из сотрудников она перейдет в разряд пациентов.)
– Привет, бабуль, – сказал я, заходя. Бабушка сидела на кровати и что-то вязала.
– Ты кто? – удивленно спросила она. Каждый раз больно это слышать.
– Карсон, – как и всегда, ответил ей я. – Твой внук.
– Нет. – Она покачала головой. – Мой внук еще совсем маленький.
– Вырос уже. – Я пожал плечами.
В короткий миг я готов был поклясться, что она меня узнала. Но, возможно, мне просто очень этого хотелось. Бабушка слезла с кровати и пошла к двери.
– Я сейчас приду, – сказала она.
Прошло несколько минут, я сел и взялся за домашку. В коридоре бабушка разговаривала с одной из нянечек.
– Мне нужна духовка, – сказала она.
– Вам нельзя ей пользоваться, – ответила нянечка.
– Но у меня гость, вдруг он проголодается, – настаивала бабушка.
Еще через пару минут она вернулась с блюдцем печенья «Oreo».
– Вот, прямо из духовки. – Бабушка улыбнулась и протянула блюдце мне.
Я не смог сдержать улыбку.
– Спасибо. – И достал из сумки газету. – Я принес тебе последний выпуск «Хроник школы Кловер».
Бабушка бросила на него взгляд и снова посмотрела на меня.
– Моя статья называется «Секс-скандал в маленьком городе», – сказал я. – Она почти как «Геноцид уборщиков», тебе тогда очень понравилось…
– Ты знаешь моего внука? – спросила бабушка.
Она спрашивала это уже миллион раз, но не думаю, что к такому вопросу от родной бабушки можно привыкнуть.
– Думаю, да, – сказал я.
– Я по нему соскучилась. – Бабушка погрустнела. – Он теперь уже меня не навещает. А когда-то писал для меня рассказы. – Ее лицо снова просветлело.
– Правда? – спросил я.
– Помню самый первый рассказ, что он мне написал. – Бабушка широко улыбнулась. – «Жил-был мальчик». – Она захихикала.
– Я тоже это помню, – ответил я. Странно, но я был просто счастлив, что это воспоминание сохранилось.
– Я ему сказала, что рассказ надо бы как-нибудь дополнить, и на следующий день он принес мне другой, – продолжала бабушка. – «Жил-был мальчик, который хотел летать».
Об этом я и сам напрочь позабыл.
– Я волнуюсь за него, – сказала бабушка и снова погрустнела. – Он с годами переменился. Мне кажется, его родители скоро разведутся. Раньше он был счастливым, а теперь вокруг него столько негативной энергии. Ведь собственная грозовая тучка может быть до смерти опасна, знаешь ли.
Она подошла к окну, качая головой, и выглянула в сад. Даже с Альцгеймером бабушка порой говорила дельные вещи. Она посмотрела на меня, будто хотела еще что-то добавить, но стоило мне встретиться с ней взглядом, как стало ясно, что все снова потеряно.
– Ты знаешь моего внука? – спросила она опять.
– Я так думал, – ответил я.
Бабушка пожала плечами и снова принялась вязать.
Я закончил домашнюю работу, но остался до темноты – не хотелось уходить. Мне редко доводилось увидеть в бабушке ту, настоящую, прежнюю бабушку, и я хотел запомнить этот день надолго.