С «Хрониками» я тоже возиться перестал – просто перепечатываю сентябрьские выпуски. Нет настроения писать, потому и дневник не вел целый месяц.
Никогда не думал, что однажды мне будет нечего сказать.
…Удивительная все-таки штука жизнь.
Прошло несколько месяцев, и, боюсь, хороших новостей нет. Разумеется, никакого письма о предварительном зачислении я не получил. Но и отказа не получал тоже, так что последние несколько недель пребывал в трансе, ждал и надеялся, что журнал все-таки мне помог. И, наверное, сегодняшний день, 12 марта, я навсегда запомню худшим днем в своей жизни.
Я сидел в классе английского, сдавал выпускной экзамен по «Гамлету», когда мисс Шарптон вызвала меня к себе рассказать, что теперь моя жизнь станет трагедией даже похлеще.
– Привет, золотко, садись, – сказала мне мисс Шарптон, и я уже догадался, что ничего хорошего от нее не услышу.
– О нет. – Я остался стоять. – Только не говорите… пожалуйста, не говорите, что…
– Просто сядь, – повторила она.
Садиться мне не хотелось. Казалось, что, если сяду, новости станут правдой. А если не стану, то все это, что бы там ни было (хотя я прекрасно знал что), просто не случится. В конце концов я все-таки сел. Сердце колотилось в груди, руки тряслись.
– Сегодня мне звонили из Северо-Западного, – сказала мисс Шарптон. – Боюсь, новости неважные. Они не разрешили тебе повторно подать документы с литературным журналом. Судя по всему, ты пропустил срок подтверждения, и твое зачисление аннулировали.
– Простите, вы не могли бы повторить? – попросил я.
– Тебе нельзя снова подавать документы. Тебя взяли, но ты не подтвердил поступление вовремя, поэтому все отменили.
Уверен, после этих слов мое сердце просто остановилось. Какая-то чушь, ошибка, причем не из тех ошибок, что случаются в реальной жизни.
– Да нет, письмо, наверное, затерялось на почте, я каждый день проверял, – забормотал я. – Скажите им это, пожалуйста!
– К сожалению, я уже ничем не могу тебе помочь, – ответила мисс Шарптон. – Но ты всегда можешь поступить куда-нибудь еще, у тебя же наверняка есть запасной вариант.
– Нет никакого запасного варианта, – сказал я. Я никогда не рассчитывал, что у меня ничего не выйдет, и вот теперь даже рассчитать нормально ничего не вышло.
Я хотел повернуть время вспять. Хотел вернуться за миг до того, как мисс Шарптон вызвала меня к себе, когда я мучился из-за всякой ерунды. Теперь же мне было так плохо, словно умер кто-то из моих близких и часть меня умерла вместе с ним. Я оплакивал собственное будущее.
– Ну, ты сможешь подать документы снова, когда сдашь экзамены по общеобразовательной подготовке, – попыталась подбодрить меня мисс Шарптон. – Кловерский общественный колледж еще принимает заявки. Хочешь заполнить?
А вот и соль на рану. Мало того, что сломлен мой дух, теперь еще и душе предстоит мучиться в Кловере год или два. Я и представить себе не мог исхода хуже.
– Карсон, хочешь заполнить заявку? – повторила мисс Шарптон.
Я ее даже не услышал – разглядывал открытку с океаном, что лежала на столе. Океан казался таким мирным и спокойным. Я никогда вживую его не видел.
– Карсон? – позвала она.
– Знаете, я никогда не видел океан, – сказал я.
– Что? – переспросила она. – При чем тут это?
Я встал, вышел из ее кабинета и пошел немного прогуляться. Наверное, я несколько часов бродил по кампусу и просто размышлял. Северо-Западный всегда был частью моего плана. Следующим шагом. Я столько волновался, что меня туда не возьмут, но даже не задумывался о том, чтобы поступить куда-то еще.
И вот так узнать, что меня взяли, а потом отказались по причине, которая совершенно никак не зависела от меня, из-за глюка в системе, неудачного поворота судьбы… Это было хуже всего. Я смог. Я добрался до финиша, но кубок тут же вырвали у меня из рук.
Что теперь делать? Хватит ли мне сил выдержать все это? Пойду ли я в самом деле в Кловерский колледж и буду дальше сражаться все в той же битве? Или просто сдамся и поселюсь на диване вместе с мамой?
Я почувствовал, как в кармане вибрирует телефон. Голосовое сообщение от мамы, даже несколько. Видимо, я не заметил, как она звонила.
– Карсон, бабушка упала. Приезжай скорее, – сказала мама, явно не представляя, что делать самой.
Может, все поэтому? Может, я и не должен был покинуть Кловер, потому что смысл моего существования в том, чтобы заботиться о маме и бабушке?
Я поспешил в дом престарелых. Бабушка спала, когда я приехал. Предплечье у нее было в синяках, но в целом вроде бы все хорошо.
– Где ты был? – спросила мама, увидев меня. Я не ответил. Где мне быть вообще? – Ладно, не говори, но, если с отцом, я не против, – сказала она.
– Как бабушка? – спросил я.
– Нормально, – ответила мама. – Кроме руки еще ушибла бедро, но ничего не сломано. Схожу за кофе. Хочешь чего-нибудь?
– Нет, – сказал я, и мама вышла из бабушкиной комнаты.
Пару минут спустя бабушка очнулась. Она посмотрела на меня и, клянусь, на короткий миг меня узнала. Но тут же отвлеклась на синяки, и все пропало.
– Что со мной было? – спросила она, разглядывая руку.
– Ты упала и ушиблась, – объяснил я.
Бабушка снова посмотрела на меня. На этот раз я был уверен: она знает, кто я.
– Ты похож на моего внука, – сказала она мне. За много лет ее рассудок впервые был так близок к ясности.
– Да? – радостно спросил я. – Почему?
– У тебя грустный вид, – ответила она. – Мой внук раньше был таким счастливым мальчиком.